Страшные вещи и любовь к Родине. Почему мариупольский экс-беспризорник пошел на фронт, - ФОТО

Славик - парень с необычной судьбой. Ему сейчас 28 лет. Невысокий рост, борода, одежда с намеком на милитари. Он воспитанник реабилитационного центра "Республика Пилигрим" и один из многочисленных приемный детей известного на всю Украину пастора Геннадия Мохненко. В 2014 году Славик был одним из первых, кто стал на защиту Украины.

Детство

В 13 лет я попал в "Пилигрим". Пусть история умолчит, как это произошло и почему. Мои родители были лишены родительских прав, и я познакомился с замечательным человеком Геннадием,  увидел, что такое настоящая семья, где есть мама и папа и все трезвые.

Геннадий сразу мне объяснил, что есть две ветки развития наших отношений. Первая - я просто живу в "Пилигриме", заканчиваю школу, получаю образование, мне помогают устроиться на работу, но к 19 годам, когда я буду более самостоятельным, я буду жить отдельно. Либо он берет меня под опеку после 1-2 месяцев жизни в его семье. Так я стал его 15-м или 16-м сыном. Тогда я увидел, что мне нужно менять в жизни, совершенствоваться, увидел,  как вести себя в семье. Какой-то стержень появился.

Отец-непоседа

Геннадия я называю своим отцом. Он много сделал для моего воспитания. Даже не знаю, что без него бы со мной было. Он человек-непоседа, человек-путешественник. В 15 лет я с ним стоял на Эльбрусе. На то время  мы уже облазили весь Крым, побывали  на Говерле. Его мечты становились моими мечтами, и я ему подражал. Потом был кругосветный велотур, в том числе объездил всю Россию. Потом я был с Геннадием в миссионерской миссии в Африке. Параллельно мы покоряли Килиманджаро.  Именно там, на горе, я узнал о трагедии национального масштаба. На Институтской по приказу бывшего президента расстреливали людей. Тогда я решил ехать в Киев. Прямо с аэропорта хотел ехать на Майдан, но все же нужно было заехать домой. Дома я понял - началась оккупация. Я решил  сначала решать вопросы здесь, а потом уже куда-то ехать.

Беспризорник-патриот 

Уже тут мы начали отстаивать свои права. Я многого не понимал тогда. Но когда начали говорить, мол, "Россия, Россия сюда придет Россия" для меня это было дико. В своей маленькой голове я понял, что нужно что-то делать. Я не хотел в своем городе видеть российский флаг, не хотел чтоб он висел над городским советом. Россия для меня была замечательным соседом. Но почему они вдруг решили без спроса прийти к нам? Меня это не устраивало. Я был беспризорником, но для меня моя Родина - это моя Родина и ее я никому не отдам. Когда захватили городской совет - я познакомился с несколькими военными. Они понимали, что тут происходит, и я стал с ними сотрудничать. Тогда я уже знал, куда пойду служить, когда город освободят, но пока еще боялся. Меня военные предупреждали, что у них такая работа, что шанс выжить всегда 50 на 50. Причем с каждого боевого выхода. Поэтому я волновался, но хотел защищать Родину. Защищать свой клочок земли - для меня святое.

Самооборона Мариуполя

Мы готовились защищать свою страну и Мариуполь.  Готовили себя к худшему. Было два варианта развития - волонтерство, как помощь тем, кто уже на фронте и  подготовка к обороне. К нам приезжали бойцы, рассказывали, как вести себя на войне, какие вещи с собой брать, какие, наоборот, не брать. В тирах нюхали свой первых порох. Все это было интересно и очень познавательно. Также приезжали на Восточный после обстрела, помогали людям и патрулировали улицы, охраняя дома. Тогда я окончательно понял, что пойду служить.

Страшные вещи на войне

В 2015 году я вступил в батальон. Не буду говорить куда именно. Человек из Самообороны поспособствовал тому, чтобы я попал туда, куда хотел.  Я пошел на фронт, не зная, что будет и что меня ждет. Самооборона дала определенные знания, но когда попадаешь туда, понимаешь что все не так. Те вещи, которые оказались очень серьезными - оказываются на фронте не серьезными. Один год я отслужил в Донецкой области, второй - в Луганской. И там и там было "жарко". Я терял друзей и сам оказывался в таких передрягах, что не знаю, как оставался жив. Все вещи - испорчены, а на мне ни царапины.  Но где бы мы ни были - мы отстаивали свое до конца. На войне учат выживать. К такому не подготовишься. А когда выживаешь - делаешь страшные вещи, которые  в мозгу не укладываются. На войне учат убивать. И после этого тяжело отходить.

Адаптация к мирной жизни

Никто с войны не приходит психически уравновешенным. Особенно те, кто выполнял определенные действия, а не просто числился. Война у каждого откладывается в голове, и каждый осваивается по-своему. Первые месяцы, когда вернулся на гражданку вообще долго приходил в себя и не понимал, что происходит. Садился в автобус, становился спиной к двери и становилось страшно. Вокруг куча людей, куча машин, все куда-то едут. На войне я был в лесистой местности, где каждый увиденный тобой человек - потенциальный враг. было страшно. От хлопка на улице я падал в канаву, как при обстреле. Люди смотрели на меня не понимающе, но тело двигалось настолько рефлекторно, что я ничего не мог сделать. Отклонений за собой не замечаю, но бывало, что замыкался в себе, скучал по погибшим друзьям.  Делал ночные пробежки в наушниках и меня останавливала полиция. Бывали провалы в памяти, позабывал дни рождения, бывает, теряю нить разговора и потерялась динамика речь. Как будто сложно выговаривать некоторые слова.

Психологическая помощь и самопомощь

Мне предлагали идти к психологу. Я пришел даже на один курс. Но к этому как-то не профессионально подходят. Не то, чтобы психологи плохо делают свою работу. Они делают, что могут. Но...  Был психиатр один на службе. Вот с ним я мог бы поговорить и излить душу. Могли вместе поплакать. А гражданский психолог может немного привести тебя в чувство, заглушить проблему, но не достать ее из тебя. От войны я отошел сам. 

Жизненные приоритеты

Понимаете, когда ты пришел оттуда и прочувствовал то, что другие не чувствовали- меняются многие приоритеты в жизни. То, что казалось важным, - оказывается не важным. И наоборот. В некоторых местах все становится проще - в некоторых наоборот. Меняешься полностью. Становишься более жестоким, черствым, скажем так. Трудно объяснить, возможно из-за того что я косноязычен. 

Новый контракт?

Если будет полномасштабное вторжение вражеских войск - то однозначно да. Я пойду в армию снова. Но пока меня держит здесь многое. У меня мать с двумя инсультами. Нужно кормить и заботиться. У меня есть брат, который потерял недавно свою жену и остался с двумя дочками. Нужно помогать ему. Плюс сейчас у меня налаживаются новые отношения. Когда я вернулся со службы - расстался с женой. Я пришел - а она была уже с другим человеком в Одессе. Но сейчас у меня есть девушка. У нее двое маленьких детей и мы ждем ребенка. Я был раньше молодой-горячий, но теперь это все меня тормозит. Однако  игнорировать агрессию врагов я не могу. На фронте начнутся активные движения - и я сразу иду туда. Для меня это свято.

На данный момент мы пишем историю. И то, какой она будет - зависит от нас самих.