Врач-неонатолог пологового будинку в Маріуполі розповіла, як вижила під час бомбардування

9 березня російські окупаційні віська скинули дві авіабомби на Маріуполь. Це було перше авіабомбардування в місті. До цього ворог використовував реактивні системи залпового вогню «Град», «Смерч», «Буратино». Але в порівнянні з авіаційними бомбами навіть це жахіття – ніщо.

В той день одна авіабомба впала на 5-тий корпус Приазовського державного технічного університету, друга – на лікарню «Здоров'я матері і дитини», в народі її по-старому називали дитяча лікарня №3, до складу якої входив і пологовий будинок.

Жінка (своє ім'я вона не називає) спочатку працювала в Перінатальному центрі (в Маріуполі він був розташований на окраїні міста, в мікрорайоні «Україна», це місто в Маріуполі називають  «Пентагон» через схожу форму мікрорайону).

Як вона опинилась в лікарні №3, і що там відбувалось – читайте в розповіді жінки (публікуємо мовою оригіналу).

Прошло 10 дней, как мы вырвались из Мариуполя. Я готова говорить. К сожалению, слушать про оторванные ноги, фекалии в ведре , мертвых детей с пылью вместо легких,  мало кто хочет. Люди не могут выйти из зоны комфорта. Если есть желающие, слушайте.

Свою историю начну с начала. Я врач-неонатолог, если кто не знает, поясню: лечу новорожденных детей, выхаживаю крох, кто родился преждевременно. Мы их называем "ранние птички". Работала в Перинатальном центре, это окраина города. Пентагон.

25 февраля я дежурила с заведующей (связи с ней до сих пор нет). На Пентагоне уже не было света, тянули на генераторе. Связь еще была. Мы эвакуировались. Кто полегче со 2 этажа - выписывали домой, среднюю тяжесть и тяжелых перевели в 3-ю больницу в центр ( МТМО «Здоров'я матері та дитини» - ред.).

Крайнюю тяжесть, 2 детей у нас на ИВЛ были, перевели в реанимацию детскую в той же третьей больниці. Нам дали палату и аппараты, только нужен был свой пост-врач и медсестра.

Не хочу в хронологии упустить Вероничку, мою медсестру и студентку. Мы с ней были на дежурстве 22 февраля. Она не находила себе место, кажется, она чувствовала, что война заберет у нее всю семью.

Ее родной брат, жена брата с матерью и бабушкой, их дочка Варя, которую совсем недавно мы с Вероникой принимали, -  погибли.

26 февраля вечером мне позвонила Катя, моя медсестра, попросила с семьей переночевать. Они с Курчатова. Дальше мы так и были двумя семьями. Катя приехала с мужем, дочкой Наташей и целым зоопарком. Семь новорожденных щенков лабрадоров, их мама и морская свинка.

Мне кажется, мы так и остались для всего бункера "семья с лабрадорами".

Мы жили в центре, там было еще безопасно. Отовсюду были слышны звуки войны, но прилетов возле нас еще не было.

6 марта мне нужно было идти на работу в 3-ю больницу, в центре уже вовсю грады и минометы. Бежать недалеко, но муж не пускал, потом сдался. Перебежками я дошла, там Юля, ее уже не менял никто третьи сутки. Она не поверила своим глазам, что я пришла.

Мы всегда любили работать в смене с Юлей. Ставили венфлоны, переинтубировали, навели порядок и, казалось, что этот ад застыл в нашей палате. Сегодня я узнала, что обе эти девочки погибли. 

Выйдя из палаты, понимаешь, что ад никуда не ушел. В больницу привозили всех. За эти сутки человек 20. В импровизированной столовой непьющий анестезиолог молча выпил 50 граммов.

"Привезли из-под завалов... Дите, я ей амбушкой вдох, а там пыль…"

Хирург, пробегая по коридору: "Где мои студенты? Там ампутация ноги у женщины, зовите, где еще увидят." Надеюсь нигде и никогда.

Про операционную медсестру мне рассказали. Она сидела среди ампутированных ног и рук, разложенных по пакетам, и казалось, что она пьяна. Ее психика просто не выдержала.

Врачи ходили черные. Они жили в больнице со своими семьями. Среди них "дитя полка". Этого мальчика привезли с улицы. Дорогая коляска, новые и чистые вещи, в которых записка: "Спасите моего сына!!"  Мальчику около года. Что случилось с мамой, наверное, мы так и не узнаем.

Вечером по отделению ходил заведующий анестезиологии и звал на борщ, который принесла его жена. Я не знаю, как она его сварила и из чего, но это подвиг. Очень вкусный!

Мужчины в перчатках периодически ходили грузить трупы в подвал. Я не спускалась. Мне казалось, что потом в нормальную жизнь не вернуться.

7 марта нас никто не сменил. Мы дежурили. День был такой же - привозили, оперировали, сносили... Ночью мы легли с Юлей на кровать и болтали о том, как будем дальше жить. На фоне все гремело.

Юля утром 7 марта отпустила меня домой проведать семью, узнать, живы ли они, и взять еды. Я добежала, во дворе стоял мой муж. Вот таких объятий в мирной жизни нет, как в последний раз, буквально.

Отключили газ, последнее благо цивилизации. Поэтому обед нам с Юлей и своим пришлось готовить на костре. Мой подъезд просто невероятно организовался. У кого-то еще было мясо!

На фото - моя кастрюлька зеленая. Бабушка рядом:" Ну, деточка, дожили. Хуже уже не будет!"... Будет, бабушка, если Вы еще живы.

Приготовив обед, накормив своих, я побежала обратно на работу. 8 марта мы очень ждали, что нас сменят, ведь должна была прийти наша заведующая.

Она и в мирной жизни - герой! Самоотверженная, смелая, готовая в любое время суток бежать на помощь детям. Шел 10 час, мы с Юлей настроились на новую смену, и вошла она, обняла нас по- матерински. Я верю, что вы живы и я еще вас увижу.

Мы еще час сидели за столом и рассказывали про все, что увидели в этих стенах. Она принесла немного коньяка и орешков, налила нам по 50 граммов и занялась своим любимым делом.

Выйдя, мы обнялись с Юлей, она уезжала с мужем нашей коллеги в поселок Моряков. С того момента она пропала. Ее семья и я искали, ждали, верили и вчера ночью мы ее нашли. Про нее еще многое впереди, а пока про меня.

Март не радовал погодой, дети мерзли. Наши мужчины провели день в поисках еды, где-то  отхватили картошку, 5 кусков сыра, яблоки и мандарины. И наступила ночь...

Обстрелы становились все громче и чаще. С 9 марта центр города стали бомбить с авиации. Думаю, кадры роддома все видели. Это и есть 3 больница. У меня не стало работы.

Мой дом через дорогу, и взрывная волна заставила спуститься в убежище.

Убежище возле Дома связи. Нас там было 290 человек (по списку  вроде 287). Вот эту жизнь трудно будет вычеркнуть из памяти. Самое тяжелое время - это утро. Ты верил, что все это закончится, но нет и нужно опять выжить.

Первое- покормить детей. На днях был снег и дождевой водой мы мыли посуду. Мужчины сливали бойлеры, батареи. Добыть воду стало главной целью дня. Муж выходил под убежище готовить на костре, мне не давал. Бомбили каждые 15 минут.

Возле соседнего убежища снаряд попал в парней - 1 убит, 36 лет вроде было, 1 ранен, но позже умер, 1 ранен, но не знаю выжил ли.

В туалет ходили на ведро. Ох уж, это ведро...Ты знаешь, что нужно вынести его на улицу, где с неба постоянно падают бомбы, но ноги ватные, они не идут.

Стали болеть дети. Меня часто звали "рвота, температура". Благо у меня были растворы, антибиотики и даже пару перчаток и венфлонов. Всех вылечили, а я нашла свой фронт - медицинский.

Вечером я играла со щенками. Мне казалось, что это единственное, что связывает меня с мирной жизнью. Они такие милые, а это все неправда, этого не может быть.

Первую неделю мы все комплексовали из-за немытой головы. Спустя 3 недели, мне уже было все равно. Я хотела, чтоб этот ад закончился и все.

Точное число не помню,  к нам приехала женщина с АС-2. Там был обвал, и ее 7-летняя дочь погибла.

15 марта у девочки с нашего бункера Кристины  был День рождения. Ей подарили воду, 5 литров. Она плакала.

Спас нас муж. Рискуя жизнью, он добывал теплую еду и воду. Морально спасала меня дочь. Она держалась и хотела жить. Я должна была ее спасти.

Вырваться – была одна цель. В 3 часа ночи в 9-этажку , под которой было наше убежище прилетело, и начался пожар. Спасаясь, мы выбежали на улицу. Там был ад. За день прошел слух, что люди прорываются через Мелекино. Решили пробовать. Я обняла дочь с мыслью, если снаряд - умрем вместе. И пошли»

Вона з родиною вирвалась із Маріуполя 17 березня.