Живой свидетель: Узник Дахау

Мариуполец Владимир Джелали был узником немецкого концлагеря в Дахау и считает, что он «расплатился по кредитам», сумев не просто выжить там, но и сохранить в себе человека. «Мой долг судьбе – кабальные кредиты: В ладони крохи – и возможность быть...» Эти строки он написал спустя годы после победы, уже пережив, переосмыслив, переболев.

Сейчас Владимиру Ивановичу 93 года. Здоровье слабое. И мы считаем большой удачей, что он согласился уделить нам время и силы, чтобы рассказать свою историю…

Мариуполь, весна 1942 года

Мы жили в порту, на ул. Ширшова, а через пару домов от нас был дом старосты Попова. Однажды заходит он к нам и говорит, готовьтесь отправить кого-то в Германию на работы. Мои сестры уехали к родственникам и стали прятаться от угона то в Кальчике, то в Янисоли. Родственников-то много у нас в греческих селах.

Но через какое-то время Попов пришел снова, посмотрел на меня и сказал: «Сиди дома и не вздумай прятаться. Не будет тебя – мать заберем».

С того времени сохранилось в голове одно воспоминание. Мы идем пешком в Кальчик (электрички тогда не ходили). Проходим с отцом возле завода Ильича. А там наших пленных немцы держали, тысяч шесть. Много. И повозки подъехали, и стали оттуда трупы выбрасывать. Тощие голые люди. Некоторые были еще живы, раскрывали немые рты. Я с ужасом смотрел на это. Но даже подумать не мог, что всего несколько месяцев спустя сам буду походить на такого же изможденного голодом узника.

Дорога в ад

Меня угнали в Германию в апреле 1942 года. Сначала отвезли в Донецк, а там сформировался огромный состав товарных вагонов, набитый такими же, как я. Мы ехали - с остановками - примерно двое суток. Нас никто не кормил, но каждый из дома успел прихватить немного еды.

Остановки состав делал в полях – немцы боялись, что в городах проще убежать.

В поле все быстро выскакивали из вагонов по нужде. Но поскольку остановок было мало, нам пришлось проделать дыру прямо в полу вагона. Девушки стеснялись, загораживались от нас.

Первая остановка уже не в поле, а на станции, была в польском Перемышле. А потом был Дебрицен.

Живой товар

Там нас выгрузили, выстроили в ряды. Вдоль шли немцы и отбирали нас, как коней на ярмарке. Мы все были молодыми, подростки и чуть старше, но немцы все равно заглядывали каждому в рот, осматривали зубы, оценивали крепость, а потом разбирали живой товар.

Меня спросили, кем по специальности был отец. Я ответил, что железнодорожником. «Ну и ты будешь железнодорожником», - и отправили работать на металлургический завод в небольшой городок Нойнкирхен на границе с Францией.

Жили мы в бараках, в специальном лагере за колючей проволокой. Первые дни никого за пределы лагеря не выпускали. А тех, кто давно работал, тем разрешалось прогуляться по городу.

Кормили нас похлебкой. Работали тяжело и много, но один выходной нам все-таки давали.

Надо сказать, что не везде были одинаковые условия. Некоторые попадали к бауэрам (немецким фермерам). Среди бауэров тоже разные встречались. Некоторые очень издевались. Но чаще относились по-доброму и даже неплохо кормили.

На заводе условия были страшные, работа тяжелая, а баланду трудно было назвать едой.

Меня определили помощником к машинисту. Мы перевозили шлам в вагонетках. Машинист был незлым человеком и старался тайно меня подкармливать, делился со мной своим бротсайтом (хлеб с яичницой). Открыто давать еду он мне не мог – запрещено было. А еще посылал меня за кофе. Его на заводе раздавала одна женщина. Когда я приходил, она заводила меня в коморку, чтобы никто не видел, и тоже давала хлеба.

Проработал я там 15 дней. За это время истощал и овшивился.

Познакомился с французским пленным. Он говорил по-русски. Его родители бежали из России во Францию после революции. И он агитировал меня и других молодых ребят бежать во Францию. Говорил, что там подполье, там нас примут. И можно бороться с немцами.

И я решил бежать.

Побег

Разработал план. И в ближайшую ночную смену решил его исполнить. Но взял, дурак, поделился своими планами с одним пленным. Ему было лет 25, я ничего о нем не знал. А он ухватился за меня – «буду бежать с тобой», и все тут. Спрятался в последней вагонетке.

И вот повезли мы шлам. Выехал наш паровозик уже за пределы завода. А там нужно было стрелки переводить. Паровозик прошел, а под вагонетку я бросил шлак, и состав наш сошел с рельсов. Машинист ничего не заподозрил – пошел на завод за помощью.

А мы тем временем скатились с этой шлаковой горы – и бегом в лес.

Это был апрель, ближе к Франции, к югу, уже тепло. Так и шли двое суток. Шли ночью. Днем отсиживались, разводили костер и пекли в углях украденную у немецких бауэров картошку. Ночью нельзя было – огонь могли увидеть, и нас сразу бы арестовали. Мы уже прошли линию французской обороны Мажино и, вероятно, были очень близки к цели. Но тут набрели на одинокий двухэтажный дом. И мой попутчик решил его обворовать. Я так казнил себя, что не бежал один, а взял его с собой. Это благодаря ему я оказался в концлагере.

Он оставил меня в лесу, а сам пробрался в дом. И тут возвращается хозяин. Мой напарник только и успел что ухватить хозяйские штаны. Мы дали деру. По нашему следу пустили собак, но нам просто в тот момент повезло перебраться через гору и оторваться. Но уже на следующий день немцы таки заметили дымок в лесу. Мы собирались печь картошку. Опять же мой попутчик не дождался, пока рассветет, начал ныть, что хочет есть, и развел огонь. Мы даже и не заметили, как нас окружили несколько человек. Двое из них были в форме. На моем попутчике заметили краденые штаны и, естественно, нас сразу же арестовали. Соврать что-то шансов уже не было. Неделю нас продержали в тюрьме в Саарбрюккене, жестоко избивали там, а потом доставили в Дахау.

Лагерь смерти Дахау

Ревир (медчасть, где не лечили, а убивали), две группы бараков, а между ними – широкая улица для прогулок заключенных. Крематорий, бетонный забор с колючей проволокой и ров, залитый водой. Так выглядел концлагерь Дахау весной 1942 года.

Архивное фото

Говорят, жители городка Дахау не поддержали партию Гитлера на выборах в 1933 году, и фюрер за это отомстил им – расположил печи крематория так, что дым постоянно накрывал город. А если учесть, что начиная с 1942 года печи работали без остановки, жителям Дахау и днем, и ночью приходилось дышать гарью от сожженных человеческих тел.

«Русских» - а так в Германии классифицировали всех граждан СССР, независимо от национальности, – в Дахау держали в отдельных бараках. Нацисты старались выделять их, забривая центр головы. Заключенных из других стран такой процедуре не подвергали. А еще у «русских» была лагерная форма из очень тонкой ткани. Польские ксендзы, которые были заключены в Дахау, носили байковую робу. И кормили их лучше. «Русских» за людей не считали, отправляя на самые тяжелые работы.

Вообще, лагерь в Дахау был самым первым концентрационным лагерем, построенным немцами еще в 1933 году. Первоначально туда отправляли идеологических врагов Рейха. С началом войны это место стало центром скопления пленных со всех порабощенных территорий.

Лагерь Дахау представлял собой сложную разветвлённую сеть концентрационных лагерей по всей Баварии. Нацисты называли их филиалами Дахау. Всего таких филиалов было 123, а общая площадь концлагеря превышала 230 гектаров.

Владимир Джелали показывает схему концентрационных лагерей, раскинутых по всей Германии

Все заключенные работали на различных промышленных предприятиях (например, известный автомобильный бренд BMW, не стесняясь, использовал рабский труд заключенных – прим. ред). Кто терял силы настолько, что работать не мог, - тех убивали.

Самое страшное было – заболеть. Как правило, никто из тех, кто попадал в ревир, живым не возвращался. Чтобы выжить - нужно было не попасть в колонну тех, кто направлялся на медицинские эксперименты. Однажды меня в такую колонну построили. Рядом со мной стоял пожилой человек. Ему так стало жаль меня, что он рискнул и вытолкал меня из колонны обратно в барак. Так я выжил. Благодаря этому человеку.

В Дахау проводились опыты с заморозкой людей. Тогда я не знал, что и зачем. Это потом, уже после войны, узнал, что целью экспериментов было исследование возможностей человека в экстремальных условиях. Моего соседа по бараку заморозили, а потом разморозили. Его притащили и бросили на нары со страшным, распухшим до безобразия лицом. Что с ним случилось потом, я не знаю.

Мы не видели самих опытов. Те, кто видел их, - все мертвы. Но мы слышали, что в Дахау снимали кожу с трупов и выделывали ее, а потом шили одежду. Слышали про опыты, когда людей подвергали высокому давлению, пока у них мозги не вылезли.

Нужно было не просто выжить, но, что намного сложнее, – не сломаться, сохранить в себе человека, находясь в таких условиях.

Труд, который освобождает

«Arbeit macht frei» - эта надпись на немецком красовалась на стенах Дахау. Труд, который освобождает. Освобождает от жизни, от воли.

В Дахау работа убивала. Но, с другой стороны, для тех, кто направлялся на работы за пределы концлагеря, работа давала шансы на побег.

Я попал в бригаду плотников. Рядом с Дахау была деревообрабатывающая фабрика. Ох, если бы вы знали, какая там техника была, какие станки. Куда там нашей!

Мне работа помогала выживать. Потому что руки у меня умелые. И я быстро приспособился. Работая на обработке древесины, научился делать деревянные портсигары. Красивые, с пружинкой, я и полировал их даже. Ксендзам из польских бараков передавали еду прихожане, да и Красный Крест подкармливал заключенных (всех, кроме русских, – СССР не была членом организации). И они не так бедствовали, как мы. Ксендзы покупали у меня портсигары – за хлеб. Я прятал его и по крошкам ел, растягивая, ведь я не знал, когда удастся в следующий раз подзаработать.

Этот хлеб спасал меня от голодной смерти и истощения.

Но даже в таких нечеловеческих условиях мы думали о борьбе. Работая в ночные смены, мы умудрялись совершать маленькие диверсии. Нас заставляли делать деревянные ящики для боеприпасов, так мы их собирали без шипов, чтобы они рассыпались бы при малейшем грузе.

Встречи

А еще, помимо работы, выживать помогали удивительные встречи. Знакомство с Никосом Захариадисом было знаковым. Этот человек был первым секретарем компартии Греции. В концлагерь попал еще в 1940-м году. В Дахау вместе с несколькими единомышленниками сумел наладить подпольную работу. Они умудрялись переправлять в застенки со свободной территории лекарства, спасали тех, кого возможно.

Когда Захаридис узнал меня поближе и понял, что несмотря на молодость, мне можно доверять, он стал давать поручения и мне. Ведь я работал на выезде, и этим нужно было пользоваться.

Так я включился в подпольную работу.

Полтора года примерно прошло. Однажды Захаридис посоветовал мне записаться в выездную команду (немцы формировали бригады для работы за пределами концлагеря – им катастрофичекски не хватало рабочей силы), сказал, оттуда легче убежать. И меня отправили в филиал Дахау – в Мюльдорф.

Мюльдорф

Это был совсем маленький лагерь, нас там было человек 300, и порядки там были не такие строгие, как в Дахау.

Шел уже 1944 год. Ситуация на фронте для германской армии стала совсем плохая, и лагерь охранялся плохо. Нас охранять прислали стариков-немцев и хорватов. Видимо, к концу войны их перестали снабжать, потому что охранники часто отправляли нас в села выпрашивать у местных еду. А потом часть собранной провизии сами у нас для себя отбирали.

Американцы бомбили эти территории почти каждую ночь, и теперь ночью в лагере полностью отключали электричество, в том числе и на ограждении. Это давало нам шанс для побега.

На месте концлагеря Мюльдорф сейчас густой лес.  И только кусочек проволоки удалось найти в зарослях, спрятавших следы былых преступлений.

У меня был друг в Мюльдорфе, Коля. Он раздобыл где-то ножницы, и мы запланировали побег. Ночью мы выбрались из барака, подползли к заграждению из колючей проволоки, перерезали ее и побежали к лесу. Никем незамеченные.

К удивлению своему, в лесу мы встретили еще одного беглого. Это был капо – человек, выполнявший роль бригадира в концлагере. На груди у него красовался зеленый винкель (номер заключенного). Это означало, что он был из уголовных. Немцы всех заключенных делили по цветам. Зеленые – криминальные, черные – гомосексуалисты. У всех советских на груди были красные винкели – все «русские» считались политическими.

Капо сказал, что знает, кто нас может укрыть, и повел к знакомому бауэру, у которого он раньше с бригадой выполнял работы. Местный фермер всего боялся, но согласился нас укрыть на одну ночь, накормил, напоил молоком. Ночь мы провели на сеновале, а утром пошли в город. В Мюльдорфе капо отвел нас к еще одному бауэру, и там мы укрывались целую неделю. А после двинулись к советской зоне. К этому времени немцы уже бежали – Дахау и все его филиалы освободили американцы.

Мы шли пешком вначале. Гражданское население Германии к нам очень хорошо относилось. Подкармливали, помогали в дороге, подвозили. Потом нас с Колей и еще группу русских подхватили американцы, посадили на свои «студебейкеры» и повезли в советскую зону.

Лагерь репатриантов

Все угнанные в Германию на принудительные работы и узники концентрационных лагерей не могли просто так вернуться к себе на родину. Каждого проверял НКВД в специальных лагерях для репатриантов, располагавшихся в советской зоне на освобожденных территориях Германии и Польши. Не всем удавалось добраться домой.

Меня проверяли долго. Я попал в лагерь в июне и пробыл там месяца полтора, ожидая решения комиссии. Не унывал. Осваивал музыкальные инструменты, играл на аккордеоне. Среди нас оказалось много артистов, музыкантов. Нас там целый ансамбль образовался.

После проверки меня сразу же отправили в армию, где я прослужил аж до 1948 года. Кстати, музыка пригодилась мне и там. Я научился играть на кларнете, саксофоне. И последний год меня даже направили служить в Киевском образцовом оркестре. По окончании службы руководство оркестра рекомендовало меня в Москву – учиться на дирижера. Я приехал, заполнил анкету, сдал все экзамены. Но на учебу меня не взяли. Пояснили это так: был за границей, был в плену, значит, неблагонадежный. Надо сказать, это был единственный раз, когда со мной так несправедливо поступили из-за того, что я был в концлагере.

От редакции

Сегодня Владимир Иванович пишет стихи, переосмысливая свой пережитый опыт. Сборник его произведений готовится к публикации в Германии на немецком языке. Буквально в январе Владимир Джелали посетил Баварию, побывав в тех местах, где провел страшные годы заключения.

На фото - Владимир Джелали и его дочь Вера

Об их визите в Германию писали местные газеты

В Мариуполе также ищут возможность опубликовать стихотворения Владимира Джелали.

Мой долг судьбе – кабальные кредиты:

В ладони крохи – и возможность быть...

В ХХ-м и других веках у Vit(ы)

Слыть человеком – значило платить.

И я платил ХХ-му натуру:

В концлагерях товарищей терял.

Не предал, не стяжал, спасая шкуру,

В 17-ть издыхал и воскресал.

А те, кому кредитов не хватило,

Нагих на «мор-экспрессах» в зев печей!

О! Сколько ж над Европой душ носило

На лапах свастик пепельных ночей.

Записала Анна Романенко