Мы все тут до конца войны, - Олег Куцин

Отдельная сводная штуромовая рота «Карпатська Січ» в составе 93-ей ОМБр ВСУ (ранее Отдельный добровольческий отряд «Карпатська Січ») стоит на самой линии фронта – это треугольник Опытное - Водяное - Пески. За время боевых действий на Донбассе у них погибло семеро бойцов, более тридцати были ранены.

О положении на фронте и Минских договоренностях, о преимуществах легализации добровольческих формирований, и участии военных в политике. А также о том, как быть с нелояльным населением оккупированных территорий по окончании войны – в беседе с командиром «Карпатської Січи» младшим лейтенантом Олегом Куциным (позывной «Кум»).

— Как бы вы охарактеризовали сегодняшнее положение вещей на вашем участке фронта?

— Интенсивность боев сильно упала, но ни один день не обходится без обстрелов и провокаций. Соответственно, приходится быть в постоянном напряжении, в боевой готовности. Периодически заходят ДРГ, обстреливают не только из стрелкового оружия, а из минометов, СПГ, РПГ.

— В таком случае, можно ли считать, что Минские договоренности работают на деле, а не на бумаге?

— Договоренности, скорее, работают, но далеко не в полном объеме. Возможно, в этом есть и человеческий фактор, выходки отдельных полевых командиров с той стороны. Но я склонен к мысли, что это все же сознательная стратегия противника.

— И все же вы, скорее, позитивно оцениваете Минские договоренности?

— Минусов, конечно, много! Но передышка Украине была крайне нужна. Учитывая, что мы воюем со страной, которая на порядок сильнее нас во многих аспектах. Но правильно ли мы используем эту передышку?

Первые Минские договоренности, год назад, когда мы стояли в Песках, россияне использовали очень эффективно. Они провели разведку, где и какие батальоны стоят, перегруппировались, определили наши огневые позиции. А потом точно нанесли удары. Мы, и не только мы, были разбиты: 93-я бригада, Правый Сектор, ОУН… а мы все стояли и чего-то ждали. Технику у нас тоже не сменили. Тем временем Россия все подвозила «гуманитарные конвои». И когда снова началось противостояние, мы оказались неподготовленными абсолютно. Вот и имеем Дебальцево, аэропорт...

Я знаю, как в аэропорту ребята делали укрепления, они отбивали плитку в туалетах, крошили ее и набивали ею мешки! Вот такая защита была. Неужели было тяжело привезти бетон, блоки?

Теперь мы часто слышим о новых разработках и освоении новейшего вооружения, радиолокационных системах, системах определения огневых позиций, вроде бы процесс идет, вот только до нас пока не дошел.

Нам остается самим использовать такое временное и относительное затишье – тренируемся, развиваемся.

— Можете ли вы подтвердить информацию, что с той стороны сейчас подтягивают много техники и людей?

— Я бы не сказал, что техники много. На днях танк по нашим позициям «работал», по данным разведки есть БТР и БМП, но не много. А вот количество бойцов действительно сильно выросло. Вероятно, это связано с тем, что часть из них вернулась из Сирии.

— Есть ли на самом деле проблема с тем, что на запрос открыть огонь вы получаете от командования отказ? Многие считают это элементом «зрады».

— Да, отказ мы получаем часто, но в этом есть логика. Враг сейчас работает над выявлением наших огневых позиций, вот он нас и провоцирует. Мы отстреляли, а они себе на карте пометили – ага, тут у них пулемет, тут никого и тут никого. И на войне и в мирной жизни, не всегда стоит отвечать на провокации.

Вот когда видишь врага на расстоянии 400-500 метров — это реальная угроза жизни. Ну, или когда из СПГ или РПГ начинают стрелять, тогда можно и ответить. Есть такие моменты, в которые я бы лично давал разрешение. Но командование там, а я тут. Возможно, Генштаб перестраховывается, к тому же, есть государственные обязательства, есть наблюдатели ОБСЕ, которые, как известно, частенько занимают пророссийскую позицию. Мы видим их связь с той стороной, идет обстрел оттуда – а когда мы вызываем наблюдателей, чтобы его зафиксировать, тут один звонок телефонный и тишина.

— Какое сейчас настроение у ваших бойцов?

— Они, конечно, устали от этой тягомотины, но в моем подразделении мотивация сильная. Позиционная война без какого-либо продвижения выматывает психологически. Но мы не опускаем рук и не расслабляемся.

— А какие из проблем не решаются на фронте? В частности, у вашего подразделения?

— У нас сохранились хорошие связи с волонтерским движением. То, чего нам не дает армия, дают волонтеры. Благодаря им люди у меня в тепле, одеты и накормлены.

Вообще разутым-раздетым часто оказывается тот, кто свою форму променял на самогон, а потом идет к журналисту жаловаться – вот, поглядите, в чем я хожу! На самом деле, армия дает необходимый миниум. Иногда что-то нужно на замену, влез в болото, ты форму постирал и надел другую. Но такими дополнительными комплектами я уже с помощью волонтеров всех обеспечил.

Морально-психологическое состояние бойцов – это проблема, и с перевооружением дела продвигаются медленно. Тут на передовой и вооружение и амуниция должны быть как раз передовыми и самыми лучшими, но, как ни странно, все наоборот. Полиция, что стоит на 2-ой и 3-ей линии обороны, имеет совсем другой вид. Нацгвардия у нас упакована как следует! Поставьте рядом бойца нашего и нацгвардейца и увидите. У них все отличное – очки, шлемы, обвешаны с ног до головы. А мы?

— А что изменилось с переменой вашего статуса, с тех пор как, вы перестали быть исключительно добровольческим подразделением?

— Во-первых, мы получили легальное оружие. Раньше приходилось идти на договоренности с военными. Был такой период, когда в аэропорту были очень большие человеческие потери. Не было кому заступать на ротацию даже. Мы отправляли своих бойцов и там, на позициях, они получали полноценное оружие. А так ходили в бой со своим оружием, зачастую охотничьим или трофейным. Я лично пришел сюда с чешским автоматиком, это был пистолет-автомат 53-го года. Теперь он у меня на складе лежит как музейный экспонат.

К тому же, одно дело, когда просто занимаешь участок фронта и отбиваешь то, что прилетело. Такой себе военный волейбол. И когда получаешь информацию уже как военный и работаешь по четкому заданию, в рамках общей стратегии. Тогда совсем другое видение войны.

— То есть вам легализация пошла на пользу?

— Да, безусловно. Но есть и минусы. Сама армейская система не реформировалась со времен СССР. Я успел побывать в той армии, и надо доложить, мало что изменилось с тех пор. Плохо и неправильно работает связка солдат-офицер. Не работают над мотивацией бойцов, над повышением патриотизма. Сейчас основной упор делают на денежную составляющую - «повысим зарплату, и к нам пойдут контрактники». Но этого абсолютно недостаточно. Это может привести к тому, что в бою будут оставаться невыполненными задания. Поскольку солдат будет прежде всего думать не о том, как с честью выполнить поставленную задачу, а о том, когда он получит зарплату.

Плюс большой бюрократический механизм. У нас много генералов и много таких, кто имеет еще советскую военную традицию.

— Вы получили офицерское звание, у вас есть награды, будете ли продолжать военную карьеру?

— Да, если нам и дальше дадут возможность сохранять наш флаг, наши знаки отличия, нашу военную традицию. Которая берет свое начало еще с освободительной кампании 38-39-го годов, было такое формирование Карпатская Сечь, оно боролось за украинскую государственность против венгерских союзников Гитлера. И если война будет иметь продолжение, я тут до конца.

— То есть вы хотите сказать, что это далеко не конец?

— Мое убеждение – мы находимся в очередной стадии российско-украинского противостояния, которое не прекращается уже несколько сотен лет. И наше поколение имеет все шансы вырваться из имперских объятий России. Думаю, нас еще ждет большая война.

Но мы, наше государство, к ней не готовимся, плывем по течению, противник нас на один шаг, но опережает. Потому мы и имеем такие потери и провалы. Наши политики, к сожалению, пока не воспринимают эту войну стратегически. Над этим очень хорошо работает российская пропаганда, как будто эта война внутреннее дело Украины, и это АТО, но по факту это российско-украинская война, ее очередная фаза.

— Возможно, военные должны больше влиять на политику, принимать большее участие в политической жизни?

— Думаю, нет, военные должны защищать страну. И делать это в независимости от того, кто находится у власти.

Меня так и подбивает сказать — «нужна хунта, нужна военно-гражданская администрация». Казалось бы, почему не поставить военного руководить селом или маленьким городком, полным сепаратистов, к тому же, в армии достаточно людей с административным опытом. Но нет.

Или взять пример Франции, где после терактов ввели военное положение. Ошибка, что не сделали того же в Украине. Но не ввели его по причине давления Европы. Объяви мы официально войну, Европа получила бы миграционный кризис еще раньше - сотни тысяч украинских беженцев, которым не имела бы права отказать

И все-таки в Украине идет война, поэтому необходимо всю экономику и общество переориентировать на нее.

— То есть, приди военные в политику, они могли бы исправить эти недостатки, взять и выдвинуть из своей среды украинского Шарля де Голля?

— Для этого нужен совсем другой уровень общественного сознания и патриотизма. В частности, нужен в армии, где есть критическая масса людей, которые категорически не воспринимают Украину как независимое государство.

Я бы очень хотел увидеть в украинской политике человека, который интересы Украины поставит на первое место. К сожалению, я не уверен, что такой политик у нас появился. Нет де Голля и среди военных.

— Некоторые официальные лица, в том числе военные, говорят, что заморозка оккупированных территорий по примеру Приднестровья - наилучший вариант разрешения ситуации. Как вы считаете?

— Наступать и отвоевывать нашу землю нужно в том случае, если наши дипломаты договорятся о беспрекословном выполнении гарантий невмешательства со стороны России, никакой «гуманитарной помощи» в виде боевиков, топлива и оружия. В таком случае у нас вполне хватит сил.

Но если Россия, как и прежде, продолжит подпитывать войну, то выиграть будет бесконечно тяжело и это приведет к огромным потерям.

Нужен какой-то период, чтобы перестроить экономику, восстановить на все 100% ВПК, в таком случае «приднестровский вариант» - как временная мера - полезен для нас. А потом, опять же при гарантиях невмешательства России, мы быстро сможем вернуть свои территории военным путем. И я полностью за это.

— Допустим, Украине удастся вернуть оккупированные сейчас территории, как быть с откровенно нелояльной частью населения?

—Всех, кто как-либо был связан с сепаратизмом, с певдореферендумом, кто помогал, кто агитировал, голосовал, всех лишать права голоса. Лично я лишал бы гражданства, но есть мировое сообщество, которое будет реагировать, потому достаточно лишать права голоса надолго, лет на 10.

— Не стоит пробовать переубедить или перетянуть на свою сторону?

— Это бесполезная трата времени. Лучше помочь этим людям осуществить их мечту. Дать им возможность уехать туда, где им будет хорошо, куда они так стремились. Пусть обустраиваются в России, там места много.

Дмитрий Галко,

поселок Водяное, 22.01.2016